И.И.КО3ЛОВУ (Апрель 1825 г., Кюмень)
Воистину воскрес, почтенный и
любезный Иван Иванович, и у нас о
том слухи носятся, да полно, верить
ли? У вас в просвещенной столице,
конечно, это лучше знают, нежели в
нашей темной глуши. Благодарю за
милое письмо, очень рад, что,
начиная писать ко мне по-русски, вы
и меня разрешаете на то же. По
большей части мы говорили с вами
по-французски, оттого-то я и начал с
вами переписку на языке, которого
от долгого неупотребления я
позабыл правописание и самые
обороты. Возвращаюсь вместе с вами
на отечественную почву. Полк наш
нынешним летом будет в Петербурге.
У меня сердце трепещет от радости,
когда подумаю, что скоро буду в
кругу истинных друзей моих и обниму
вас, милого брата-поэта. Ваша
"Венециянская ночь" без лести
прелестна! В ней роскошная
мечтательность искусно сливается с
мечтательностью мрачного. Описание
Венеции исполнено какой-то
полуденной неги; а место, где
красавица направляет гондолу свою
к морю, едва ли не лучшее во всей
пьесе. Так мне кажется, и я без
обиняков говорю свое мнение, потому
что вы сами к тому меня пригласили.
Жду с нетерпением "Чернеца" и
благодарю за похвалы отрывку из
"Эды". В третьей части я
воспользовался вашими советами и
старался в ней поместить более
лирическим движений, нежели в двух
первых. "Элисейские поля"
писаны назад тому года четыре: это
французская шалость, годная только
для альманаха. Я до половины
написал новую небольшую поэму.
Что-то из нее выйдет! Главный
характер щекотлив, но смелым бог
владеет. Вот что говорят в Москве об
моей героине: Кого в свой дом она
манит? На записных ли волокит, Не
новичков ли миловидных? Не утомлен
(ли) слух людей Молвой побед ее
бесстыдных И соблазнительных
связей? И вот что я прибавляю: Беги
ее: нет сердца в ней! Страшися
вкрадчивых речей Обворожительной
приманки, Влюбленных взглядов не
лови: В ней жар упившейся вакханки,
Горячки жар, не жар любви! Вы
говорите о наших журналистах; но,
слава богу, мы здесь не получаем ни
одного журнала, и мне никто не
мешает любить поэзию. Полевого я
видел только раз, перед отъездом
его в Москву: он мне показался
энтузиастом вроде Кюхельбекера.
Ежели он бредит, то бредит от доброй
души и по крайней мере
добросовестен. Всего досаднее
Вяземский. Он образовался в
беспокойные времена междуусобий
Карамзина с Шишковым, и военный дух
не покидает его и ныне: Войной
журнальною бесчестит без причины
Он дарования свои: Не так ли славный
вождь и друг Екатерины Орлов еще
любил кулачные бои? Это экспромт; и
я думаю, по стихам оно заметно.
Прощайте. Преданный вам
Боратынский.
К списку адресатов
Боратынского