П.А.ПЛЕТНЕВУ (Июль 1831 г., Каймары)
Когда я получил письмо
твое, милый Плетнев, я укладывался в
долгую дорогу, оттого и не отвечал
тебе в то же время. Теперь пишу к
тебе не из Москвы, а из деревни в 20
верстах от Казани. Я стал от тебя
дальше расстоянием, но не дальше
сердцем. Письмо твое взволновало
мне душу. Оно дышит разуверенностью
и унынием. С горьким угрызением
думаю, что сам я несколько
способствовал привести тебя к
этому печальному расположению
духа. Довольный в душе моей живым
дружеским воспоминанием о тебе, я
не заботился в нем уверять тебя и,
казалось, забыл о старом друге. Мне
страшно подумать, что, вспомнив обо
мне, ты сам себе говорил: вот как
нечувствительны, как неблагодарны
люди! Между тем я был виноват в
одной лености, отлагающей до
другого дня сегодняшнее дело.
Потеря Дельвига для нас
незаменяема. Ежели мы когда-нибудь
и увидимся, ежели еще в одну субботу
сядем вместе за твой стол, - боже
мой! как мы будем еще одиноки! Милый
мой, потеря Дельвига нам показала,
что такое невозвратно прошедшее,
которое мы угадывали печальным
вдохновением, что такое опустелый
мир, про который мы говорили, не
зная полного значения наших
выражений. Я еще не принимался за
жизнь Дельвига. Смерть его еще
слишком свежа в моем сердце. Нужны
не одни сетования, нужны мысли; а я
еще не в силах привести их в
порядок. Поговорим о тебе. Неужели
ты вовсе оставил литературу? Знаю,
что поэзия не заключается в мертвой
букве, что молча можно быть поэтом;
но мне жаль, что ты оставил
искусство, которое лучше всякой
философии утешает нас в печалях
жизни. Выразить чувство значит
разрешить его, значит овладеть им.
Вот почему самые мрачные поэты
могут сохранить бодрость духа.
Примись опять за перо, мой милый
Плетнев; не изменяй своему
назначению. Совершим с твердостию
наш жизненный подвиг. Дарование
есть поручение. Должно исполнить
его, несмотря ни на какие
препятствия, а главное из них --
унылость. Прощай, мой милый. Я стал
проповедником. Слушай мои увещания,
а я буду слушать - твои. Благодарю
тебя за похвалы "Наложнице":
они меня утешили в
неблагорасположении других моих
критиков. Обнимаю тебя от всей души.
Пиши ко мне, когда найдешь досужное
время. Поклонись Пушкину. Адрес мой
- такому-то, в Казань. Е. Боратынский.
П. А. ПЛЕТНЕВУ (Начало
1839 г., Москва)
Милый мой, всегда
по-старому милый Плетнев!
Родственница моя Путята пишет мне,
что ты на меня сердишься. Спасибо
тебе за это. Кто сердится, тот
помнит, а может быть, любит. Пьеса,
напечатанная в "Отечественных
Записках", была у меня вырвана
из-под пера братом моим Сергеем, с
которым ты, может быть, и
познакомился, потому что он теперь
в Петербурге, - оттого-то она и
несколько слаба слогом. Давно,
давно нет между нами никаких
сношений; зато давно, давно я не
пишу стихов, и мной оставлен тот
мир, в котором некогда мы сошлись и
сблизились. Можешь ли ты думать, что
прошедшее мною забыто? Что бы после
этого помнить! Но судьба, в
молодости удалившая меня от людей,
от их обычаев, от условий светской
жизни, наградившая меня друзьями
такими, как ты, неопытного, давно
обманутого бросила потом и в свет, и
в мелочи обыкновенной жизни. Мужем
мне нужно было учиться тому, чему
учатся дети, понимать отношения,
приобретать привычки, угадывать то,
что другие твердо знают. Эти
последние десять лет
существования, на первый взгляд не
имеющего никакой особенности, были
мне тяжеле всех годов моего
финляндского заточения. Я утомился,
впал в хандру. Не тебя я поставил в
уровень с людьми, которых узнал
после; но при новых впечатлениях,
которых постепенность и связь тебе
неизвестна, при этой долгой и
сложной повести, которая меня так
глубоко изменила, с чего начать? Как
передать себя дружбе давних лет, а
не хочется посылать холодные и
неполные строки. Не по этой ли
причине старики молчаливы? Вся эта
болтовня значит в крайнем выводе:
ты, дружба твоя, память прошедшего
мне драгоценны, а если в какую-либо
минуту тебе показалось иначе, тебя
обманывала наружность. Посылаю
тебе несколько небольших пьес,
набросанных мною на прошедшей
неделе. Я теперь в суетах,
происходящих от приготовлений к
большому путешествию. Я еду с
семейством на южный берег Крыма,
где проведу около полутора года.
Хочется солнца и досуга, ничем не
прерываемого уединения и тишины,
если возможно, беспредельной. Думаю
опять приняться за перо и, если все,
что скопилось у меня в уме и легло
на сердце, найдет себе исход и
выражение, надеюсь быть добрым
слугою "Современника". Прощай.
Нежно тебя обнимаю. Сохрани мне
старую твою дружбу. Е. Боратынский.
К списку адресатов
Боратынского